Как известно, недавно президент сказал, что следующее поколение казахстанцев
должно быть “трехъязыким”: казахский, русский, английский. Задача насколько
дерзкая, настолько же сложная и деликатная. Дискуссии о языках идут в обществе
уже полтора десятка лет. И хотя делопроизводство в ряде областей переведено
на казахский, около половины населения страны по-прежнему не владеет государственным
языком. Но, по крайней мере, пришло понимание, что одними указами в такой
щепетильной сфере мало чего добьешься.
Когда я рассказал о президентской идее одному из лучших российских синхронных
переводчиков Дмитрию ПЕТРОВУ, он атаковал меня вопросами: “А нынешнее поколение,
которое будет учить следующее, само сколько языков знает? А почему три языка,
а не четыре? А почему английский, а не китайский?” Остановить этот интеррогативный
обвал я смог только фразой: “Вопросы здесь задаю я!” Но сначала о самом Петрове.
Изучал более 40 языков. “Живые и рабочие”, как он их называет, - английский, французский, испанский, итальянский, немецкий, чешский, греческий, хинди. Синхронно переводил Горбачева, Ельцина, Путина.
То, что я услышал от него самого, выглядело фантастикой еще большей. Он может научить человека говорить на иностранном языке (имеется в виду базовый уровень) за четыре дня по четыре академических часа в каждом.
Он часто бывает в Казахстане по работе. Сейчас тренирует группу синхронных переводчиков в Казатомпроме.
- Мой старший сын Демьян воспитывался в смешанной языковой среде: моя жена - индианка. И говорить стал сразу на трех языках. Как-то в три года он произнес такую фразу: “Смотри, such a big балу!” (с рус., англ., хинди: “Смотри, какой большой медведь!”). Потом, конечно, стал понимать, что это языки разные.
- Есть такой коллекционерский подход - набрать 20, 50, 100 языков. Это реально, когда знаешь механизм. В чем он заключается? Человеческий организм везде один - что у русского, что у еврея, что у испанца. Физиология одна. Психология отличается, но тоже схожа. Как основа математики - таблица умножения, так и в любом языке есть свое ядро. Это 50-70 глаголов. Действие - это то, с чего все начинается. Вот у детей первые слова: “Иди! Дай! На!” Главные из этих глаголов - быть, иметь, делать, потому что это первое, что человек ощущает: я есть, я чем-то обладаю, я действую. На них приходится 50 процентов всех случаев употребления глаголов. Кроме глаголов в ядро языка входят система местоимений, предлогов, вопросительные слова и темы, о которых говорят все и всегда: семья, работа, качество, природа, ощущения и т.д. Таким образом, всю базовую грамматику можно изложить на одном листе бумаги. Количественно - это порядка 300-400 слов. Если освоил эту языковую ось, каркас, отсюда знание уже можно наращивать до бесконечности.
Когда я обучаю языку, то стараюсь пробудить в человеке ощущения, связанные с этим языком: его личный опыт; то, что мы знаем из книг, кино; какие-то стереотипы. Учишь, скажем, итальянский - вспоминаешь фильмы Феллини, песни Челентано, фрески Микеланджело, вкус кьянти и пиццы, аромат капучино… И вот эти ощущения должны предшествовать первым словам, которые собираешься узнать.
- У вас все вывески - двуязычные. В Киеве - только на мове. Хотя все говорят на русском. Но в вузах русский изучают как иностранный. За дополнительные деньги.
- На массе исторических примеров я заметил: когда к власти приходит новая политическая сила, первые ее шаги - это не экономические реформы, не социальные преобразования, а смена вывесок. Меняются названия должностей чиновников: был мэр - стал аким. Меняются названия городов и улиц. И здесь я усматриваю действие того же механизма, который диктовал нашим предкам необходимость табуировать какие-то явления природы, названия животных. То есть магическое, мистическое отношение к языку никуда не ушло, но приобрело другие формы.
В начале было Слово, и Слово стало плоть. Иначе говоря, материальные последствия использования слов очевидны. Скажем, некая территория объявляет себя “независимой” или “автономной”. Это всего лишь набор звуков, но разночтения вызывают войны.
Меня всегда интриговало, что и в древних обществах, и в современных тоже человек, который владел словом - боян, бард, скальд, шаман, историк, - обладал очень высоким статусом и немалым гонораром. У кельтов было что-то вроде магического спецназа - друиды, владеющие силой слова. Они пели так называемые песни хулы, обращенные против врагов своего короля. И некоторые из них наводили такой ужас, что противник отступал без боя, страшась воздействия слов больше, чем ударов мечей.
- Из $100 млрд. стоимости компании Coca-Cola лишь $10 млрд. приходится на материальное производство. Остальные $90 млрд. - на бренд: шрифт, красно-белый дизайн и название. Вот вам цена магии слова.
- Истории известны примеры, когда язык возрождался из пепла и когда он терялся в течение пары поколений.
Вот иврит, модернизированная форма древнееврейского языка, который стал национальным языком Израиля. Для людей, приехавших из разных стран и живших в недружественном окружении, общее средство коммуникации оказалось инструментом выживания. Иврит стал национальной идеей, условием существования нового государства, нового общества. И это осознавалось не на уровне лозунгов, а на уровне инстинкта самосохранения.Есть пример языка ирландского. Ирландцы столетиями боролись против британского владычества, и когда сбросили ненавистное иго, естественно, восстановили свой язык в качестве государственного. Но они совершили, на мой взгляд, ошибку, потому что стали на основе старокельтских корней создавать новую терминологию. Пытались насильственно внедрять ирландский в несвойственные ему сферы употребления. А новым поколениям нужно было овладевать новыми специальностями, познавать мир, и в течение двух-трех десятков лет они перешли на английский. И сейчас на ирландском говорит от силы один процент населения.
В современном мире сложилась определенная языковая иерархия. Есть глобальный язык - это английский, который считается универсальным. Есть региональные языки, способные собственными ресурсами обеспечивать экономические, технологические, политические, социальные потребности общества: немецкий, французский, итальянский, русский, китайский. Есть языки национальные, на которых говорят в одной-двух странах. Они вполне жизнеспособны, но в силу ограниченного территориального применения идут бок о бок либо с глобальным языком, либо с одним из региональных. Как в Бельгии - фламандский с французским. Или в Уэльсе - валлийский с английским. Или у вас - казахский с русским. Носитель малого языка ценит свой национальный язык, потому он - часть его мировосприятия, часть воздуха страны, где он живет, с другой стороны, он должен ценить возможность приобщения к одному из мировых языков.
Не один раз и не два чиновники из Астаны предлагали мне провести тренинги по интенсивному изучению казахского языка. Как-то я беседовал с одним гуманитарным замминистра, от которого исходило подобное предложение. И я спросил у него, как будет по-казахски “крокодил”, “компьютер”, “вертолет”. “Так и будет”, - ответил он. “А вот и нет”, - сказал я и показал ему словарь.
“Тогда какому, - спрашиваю, - языку я должен учить - тому, что в словаре, или тому, на котором вы говорите в повседневной жизни?”
Иногда возникает иллюзия, что, если язык защищается от вторжения заимствованных слов, он сохраняет свою девственную чистоту. Но видеть в присутствии некоренного языка чужое или даже враждебное влияние - это все равно что считать агрессией экспансию зарубежной технологии. Русский язык, который нельзя заподозрить в умирании, по статистике ежедневно (!) заимствует 10-15 слов. И переваривает их. Впитывая суффиксы, приставки и окончания, они “обрусевают”: “хакнуть”, “апгрейдить”, “мыло” вместо e-mail и пр. Уже никто не помнит, откуда взялись эти слова, но они стали частью русского языка. Как к этому относиться? Я считаю, постоянное соприкосновение одного языка с другими делает его сильнее, живее. И в то же время русский язык не терпит искусственного конструирования новых слов. За весь XIX век, несмотря на все старания славянофилов, закрепилась только “промышленность” - существительное, придуманное Карамзиным вместо “индустрии”. Искусственно регулировать язык - это, мягко говоря, непродуктивно.
Можно вбухивать огромные бюджетные деньги в языковые курсы, перевод терминологии на национальный язык, издание словарей, но пока не будут найдены точки мотивации для изучения языка, дело не сдвинется. Человек задницу не поднимет, пока ему не приспичит. Если поставлена цель - надо понять: для чего?
Кстати, сам я за несколько поездок сюда освоил структуру казахского языка, набрал необходимый лексический багаж. Но ни в Алматы, ни в Астане мне не хватало и не хватает живого общения с носителем языка. Лучше, конечно, чтобы это была носительница…
- Одним из самых моих способных учеников был конкретный браток, которому по производственной необходимости надо было в кратчайшие сроки выучить итальянский. Видимо, для общения с сицилийскими коллегами. К концу курса дела у него пошли настолько хорошо, что он в восторге стал звонить по мобиле и, отчаянно жестикулируя пальцами, орать в трубку: “Пацаны, я по-итальянски базарю!”
Это советы, общие для всех при изучении базового уровня языка.
Вадим Борейко,
"Время" 18 МАЯ 2006 г. ( № 19)